Об экспозиции
ERASE ME*
ERASE ME*
*сотри меня
«Erase me» объединяет в себе работы, посвященные акту стирания. Произведения здесь сосуществуют с офисным пространством, они лишены зрелищности, театральности и особого обрамления, которое привычно для классического формата выставок и галерей. Концепция экспозиции позволяет нам по-новому осмыслить процесс удаления, стать его свидетелями и даже соучастниками. «Erase me» – это и про утрату идентичности, и про фрагментарность памяти, и про процесс физического разрушения, дисперсии или растворения. «Erase me» – это лотерейный билет с местом для стирания монеткой, за которым прячется номер – возможно удачный, возможно нет.
«...искусство приходит в пространство офиса, само будучи хрупким и раненым...»
«Проект «Erase me» представляет собой художественные высказывания, существующие в офисном пространстве. Многие произведения составлены из чуть заметных сдвигов, фрагментов зрительного, тактильного восприятия.
В противовес классической выставке живописи и скульптуры, где четко определяется граница между зрителем и произведением, где понятен протокол, установленный музеем, в этом проекте каждый художник или художница сами определяли границы и способы своего со-существования с рабочим пространством. Тем самым, мы уже не можем говорить об этом проекте только в терминах выставки. Участники превращаются в свидетелей, случайные посетители и работники подвешивают свои социальные роли при постоянном соседстве с произведениями и друг с другом. Ближе всего этот метод похож на конструирование ситуаций. Мы встречаемся с ситуациями, в которых художественный опыт создается вне художественных условий. Именно такое использование того, что было выработано в искусстве — в ином контексте, исследователи называют поставтономией...»
В противовес классической выставке живописи и скульптуры, где четко определяется граница между зрителем и произведением, где понятен протокол, установленный музеем, в этом проекте каждый художник или художница сами определяли границы и способы своего со-существования с рабочим пространством. Тем самым, мы уже не можем говорить об этом проекте только в терминах выставки. Участники превращаются в свидетелей, случайные посетители и работники подвешивают свои социальные роли при постоянном соседстве с произведениями и друг с другом. Ближе всего этот метод похож на конструирование ситуаций. Мы встречаемся с ситуациями, в которых художественный опыт создается вне художественных условий. Именно такое использование того, что было выработано в искусстве — в ином контексте, исследователи называют поставтономией...»
Борис Клюшников
преподаватель, философ и историк искусства
Борис Клюшников
преподаватель, философ и историк искусства
Проект «Erase me» представляет собой художественные высказывания, существующие в офисном пространстве. Многие произведения составлены из чуть заметных сдвигов, фрагментов зрительного, тактильного восприятия.
В противовес классической выставке живописи и скульптуры, где четко определяется граница между зрителем и произведением, где понятен протокол, установленный музеем, в этом проекте каждый художник или художница сами определяли границы и способы своего со-существования с рабочим пространством. Тем самым, мы уже не можем говорить об этом проекте только в терминах выставки. Участники превращаются в свидетелей, случайные посетители и работники подвешивают свои социальные роли при постоянном соседстве с произведениями и друг с другом. Ближе всего этот метод похож на конструирование ситуаций. Мы встречаемся с ситуациями, в которых художественный опыт создается вне художественных условий. Именно такое использование того, что было выработано в искусстве — в ином контексте, исследователи называют поставтономией.
Однако если мы спросим себя, в каких условиях формируется это осознание того, что протокол fine art является не изначальным, а одним из многих, мы обнаружим, что за этой гибридностью и дисперсностью часто стоит конкретное разрушение художественных институтов или их враждебность по отношению к художникам. То есть искусство приходит в пространство офиса само будучи хрупким и раненым. Что тогда такое офис? Это место, где можно переждать? Это место, которое поддерживает или атакует? Сейчас оно нуждается в критике или в общем осознании глобальных проблем вместе с художниками.
Картины, обычно висящие в офисных пространствах с набившим оскомину интерьером, вдруг становятся жуткими и странными через добавление дополнительных элементов на кромке восприятия. Таким образом, офис становится сюрреалистическим не-местом. Офисная эстетика является лишь отправной точкой для многих художников и ситуации расходятся, оставляя небольшие, но тревожные следы. Основная задача этих следов — оставить публично «деталь», которая превратит офис в аллегорию, где станет видимым механизм вытеснения: в этих гладких пространствах, а может, где-то за ними, происходит то, что ищет признания. Поэтому мы можем говорить о работе с сюрреалистическими методами в гораздо большей степени, нежели с концептуалистскими и постконцептуалистскими.
Для постконцептуальных проектов была характерна работа с памятью и историей. После автономии — также означает, что сама история искусства внутри определенной социальной формации утратила свое значение. Ни памяти, ни истории больше нет, или они не представляют интереса, как раньше, в виду столкновения с катастрофой, которая все имманентизирует.
Как пишет Гектор Гарсиа Канклини: «Мы давно прошли те времена, когда художники спорили о том, что им следует сделать, чтобы изменить жизнь или хотя бы представить ее переходы, рассказывая о том, что скрывала „система“. Они едва ли способны даже действовать, как жертвы катастрофы, которые пытаются самоорганизоваться, в имманентности того, что может произойти дальше…». Здесь, историческое самосознание выступает тревогой прогнозирования… Что за мир нас ждет?
В противовес классической выставке живописи и скульптуры, где четко определяется граница между зрителем и произведением, где понятен протокол, установленный музеем, в этом проекте каждый художник или художница сами определяли границы и способы своего со-существования с рабочим пространством. Тем самым, мы уже не можем говорить об этом проекте только в терминах выставки. Участники превращаются в свидетелей, случайные посетители и работники подвешивают свои социальные роли при постоянном соседстве с произведениями и друг с другом. Ближе всего этот метод похож на конструирование ситуаций. Мы встречаемся с ситуациями, в которых художественный опыт создается вне художественных условий. Именно такое использование того, что было выработано в искусстве — в ином контексте, исследователи называют поставтономией.
Однако если мы спросим себя, в каких условиях формируется это осознание того, что протокол fine art является не изначальным, а одним из многих, мы обнаружим, что за этой гибридностью и дисперсностью часто стоит конкретное разрушение художественных институтов или их враждебность по отношению к художникам. То есть искусство приходит в пространство офиса само будучи хрупким и раненым. Что тогда такое офис? Это место, где можно переждать? Это место, которое поддерживает или атакует? Сейчас оно нуждается в критике или в общем осознании глобальных проблем вместе с художниками.
Картины, обычно висящие в офисных пространствах с набившим оскомину интерьером, вдруг становятся жуткими и странными через добавление дополнительных элементов на кромке восприятия. Таким образом, офис становится сюрреалистическим не-местом. Офисная эстетика является лишь отправной точкой для многих художников и ситуации расходятся, оставляя небольшие, но тревожные следы. Основная задача этих следов — оставить публично «деталь», которая превратит офис в аллегорию, где станет видимым механизм вытеснения: в этих гладких пространствах, а может, где-то за ними, происходит то, что ищет признания. Поэтому мы можем говорить о работе с сюрреалистическими методами в гораздо большей степени, нежели с концептуалистскими и постконцептуалистскими.
Для постконцептуальных проектов была характерна работа с памятью и историей. После автономии — также означает, что сама история искусства внутри определенной социальной формации утратила свое значение. Ни памяти, ни истории больше нет, или они не представляют интереса, как раньше, в виду столкновения с катастрофой, которая все имманентизирует.
Как пишет Гектор Гарсиа Канклини: «Мы давно прошли те времена, когда художники спорили о том, что им следует сделать, чтобы изменить жизнь или хотя бы представить ее переходы, рассказывая о том, что скрывала „система“. Они едва ли способны даже действовать, как жертвы катастрофы, которые пытаются самоорганизоваться, в имманентности того, что может произойти дальше…». Здесь, историческое самосознание выступает тревогой прогнозирования… Что за мир нас ждет?
УЧАСТНИКИ
Алёна Ярмольчук, Анна Туркина, Иван Хрящиков, Илья Качаев, Кирилл Ермолин-Луговской, Михаил Рубанков, Павел Плеханов, Полина Русакова, Александр Князев, Тина Шибалова, Андрей Шепель
КУРАТОРСКАЯ ГРУППА
- Ян ГинзбургХудожник-исследователь, автор инсталляций.
Выпускник РГСУ, Британской академии дизайна. Обучался в институте проблем современного искусства. Занимается художественным исследованием московского концептуализма и памяти о других творческих течениях прошлого. Чаще всего работает в технике инсталляции или коллажа. Зарекомендовал себя как исследователь различных моделей художественного производства XX века.
Творчество Яна Гинзбурга тесно связано с нон-конформистом Иосифом Гинзбургом, с которым он познакомился в 2014 году. Последний становится центральным персонажем проектов Яна Гинзбурга, воплощая в себе трагически забытое, подпольное искусство.
- Тина ШибаловаХудожница, куратор и исследователь современности.
Выпускница ВШСИ им К. А. Райкина и ШСИ «Свободные мастерские» при ММОМА. Занимается перформансом и видео-артом и их дальнейшей репрезентацией в другие медиумы, ставя цель найти объектность и вещность ситуациям и мгновениям.
Тина работает в эстетике нонспектакулярного искусства и следует методу living art, где искусство — это сама жизнь и различные методы ее проживания.
Участница арт-группы ПНИ (практика нонспектакулярного искусства).
